Надо мною только Бог, Зима и северное солнце
Итоги от поездки? Дорогие мои, я не знаю, чем вас порадовать. Я зашла в свою комнату и упала на кровать ничком. А затем пошла на кухню и включила чайник. По дороге от вокзала до дома меня грела Ивушкина куртка и ее же присутствие. Я не люблю приезжать, когда меня никто не ждет в прямоугольнике окна. Я всегда приникаю лицом к стеклу и выискиваю знакомые силуэты на перроне.
Меня встречал в Москве Н., он же поймал меня в свою огромную футболку сразу же, как я вышла из поезда в дождь, в летней майке и шортах. Я ходила в плаще В., который был похож на мою мечту шестилетней давности. Я бы отдала за такой в то время... а впрочем, у меня с собой и было что белые, выцветшие ракушки и покрытые сажей камни из нашего очага. Деревянные бусы, купленные у старушки во Львове за пять гривен, коробка с бергамотовым чаем... И даже в обуви я ходила с барского плеча... ноги. Это чрезвычайно уютное ощущение - носить на себе одежду близких людей. Исключительное.
Это то, что касается обратного отчета.
Меганом дался нам чертовски тяжело. Неподъемное, дьявольское место. Жестокость его хитрая и заключается вот в чем - он чист и свят, а ты смотришь в его кристально-чистое море и видишь себя в нем, как есть.
Меганом - это те самые очки старшеклассника, которые обнажают тебя до исподнего.
Меганом - это зеркало "изворот", там ты отражаешься с затылка. С задницы, если хотите...
Меганом - это твоя проверочная работа.
Твой лист с результатами задушевных анализов. Твой рентген. Твой сгоревший стог сена, в пепле которого все твои ржавые от сырости иглы за эту жизнь и за прошлую. И еще за много.
Меганом - это, когда ты заходишь в храм Шивы и чувствуешь, как тяжело тебе, такому грузному, продираться через эту "рамку". Глаза твои раскрываются внутрь и ты видишь, как спрессовалась в тебе вся та горечь, невыплаканная из тебя долгими месяцами. Страх дымится в тебе, а Шива гневается. А ты лживый насквозь и тебе вовек не оправдаться.
Меганом был щедр на самые простые и искренние желания. Хочешь кокосов и говоришь себе "откуда здесь, в пустыне?", а через час тебе приносят коксовую смесь со сгущенкой и это, право, совсем прекрасно. И в общем-то не имеет никакого значения, что ты совсем не знаешь этого человека. Этот глупый пункт вообще очень быстро перестает иметь значения.
Ты хочешь персиков - ты получаешь персики. Ты хочешь тент - ты получаешь тент. И не важно, что на Меганоме каждый тент (как и все, что дает тень) на вес белого золота, а вы раздолбаи. Это место снисходит до тебя благородным волшебником, а ты глотаешь злые слезы от осознания собственного несовершенства. Ты еще никогда не был так близок со своей собственной жадностью, не осознавал ее так воочию. И вот, ты уже ненавидишь его, как ненавидит щелочь лакмусовую бумагу, проявляющую ее. Как ненавидят слабые духом своих спасителей. Как ненавидят тех, кто говорит о правде.
А по ночам, просыпаясь от приступов неконтролируемого страха, ты все же благодаришь его за строгость. Потому что именно за этим ты и дышала через раз в пропитанном бензином автобусе, шла через горы, терпела всю эту лютую жару. Ты - дитя севера и житель-в-осени.
Первое, что я вижу, выходя на главное плато этой фисташковой пустыни - двое молодых людей с дредами до пояса играют в игру на подобии бадминтона, где нужно обернуться вокруг себя прежде, чем отправить воланчик сопернику. Из одежды на них - веселые солнечные очки. И всё.
Последнее, что я вижу - подбородок К. Он быстро целует меня в шею и уходит так скоро, что успевает раствориться в потоке людей быстрее, чем я осознаю - я его больше никогда не увижу. И меня почти что вносит течением из человеческих тел в автобус. Это не трагизм совсем, не печальная концовка не случившегося романа, это простая данность бытия - есть встречи, которые не должны продолжаться вне путешествия. Я больше скажу, я больше поняла - путешествие, это вообще такая отдельная жизнь. Как сон. Мы же не уносим из снов людей, вещи, события? Вот и в путешествиях стоит оставить быть может не все, но многое.
А может все совсем не так и человек должен оставаться внутри своей жизни, где бы он не находился. А тот факт, что я статичная и я - в движении - это в некотором роде две разные жизни, является проблемой, требующей решения.
Хотя и это не имеет значения.
О чем-то совсем не важном и не интересном я здесь говорю. В следующий раз будет больше, полнее, яснее.
Меганом вытаскивает твои же страхи через твою же глотку. Поэтому ты просыпаешься ночью, в открытой палатке, смотришь на полное серебряной пыли звезд небо, и судорожно, тяжело дышишь. С открытым ртом дышишь, стараясь не заорать. И вот, ты уже знаешь о себе больше.
Меганом поднимает тихую, сбитую ярость из-под солнечного сплетения, обнаруживая в тебе ее столько, что ты можешь без проблем отапливать несколько крематориев, несколько алтарей в храме Кали. И ты все еще тяжело дышишь.
Но ведь этого ты и хотела?
Он лежит на твоих плечах - раскаленный, как рухнувшая твердь неба - солнце, как не прожаренный, растекшийся желток, капает ядом на рыжие камни. А ты ищешь тень. На протяжении всего дня ты ищешь отдыха и покоя. И не находишь. Только солнце и камни, морская соль и редкие, выжженные светом травы, да колючки.
И ходишь тяжело, зло и устало. Но не успеваешь разочароваться в себе, потому что нужно собирать хворост к ночи, потому что темнеет рано, огонь не разводится и всё такое. Потому что.
Меня встречал в Москве Н., он же поймал меня в свою огромную футболку сразу же, как я вышла из поезда в дождь, в летней майке и шортах. Я ходила в плаще В., который был похож на мою мечту шестилетней давности. Я бы отдала за такой в то время... а впрочем, у меня с собой и было что белые, выцветшие ракушки и покрытые сажей камни из нашего очага. Деревянные бусы, купленные у старушки во Львове за пять гривен, коробка с бергамотовым чаем... И даже в обуви я ходила с барского плеча... ноги. Это чрезвычайно уютное ощущение - носить на себе одежду близких людей. Исключительное.
Это то, что касается обратного отчета.
Меганом дался нам чертовски тяжело. Неподъемное, дьявольское место. Жестокость его хитрая и заключается вот в чем - он чист и свят, а ты смотришь в его кристально-чистое море и видишь себя в нем, как есть.
Меганом - это те самые очки старшеклассника, которые обнажают тебя до исподнего.
Меганом - это зеркало "изворот", там ты отражаешься с затылка. С задницы, если хотите...
Меганом - это твоя проверочная работа.
Твой лист с результатами задушевных анализов. Твой рентген. Твой сгоревший стог сена, в пепле которого все твои ржавые от сырости иглы за эту жизнь и за прошлую. И еще за много.
Меганом - это, когда ты заходишь в храм Шивы и чувствуешь, как тяжело тебе, такому грузному, продираться через эту "рамку". Глаза твои раскрываются внутрь и ты видишь, как спрессовалась в тебе вся та горечь, невыплаканная из тебя долгими месяцами. Страх дымится в тебе, а Шива гневается. А ты лживый насквозь и тебе вовек не оправдаться.
Меганом был щедр на самые простые и искренние желания. Хочешь кокосов и говоришь себе "откуда здесь, в пустыне?", а через час тебе приносят коксовую смесь со сгущенкой и это, право, совсем прекрасно. И в общем-то не имеет никакого значения, что ты совсем не знаешь этого человека. Этот глупый пункт вообще очень быстро перестает иметь значения.
Ты хочешь персиков - ты получаешь персики. Ты хочешь тент - ты получаешь тент. И не важно, что на Меганоме каждый тент (как и все, что дает тень) на вес белого золота, а вы раздолбаи. Это место снисходит до тебя благородным волшебником, а ты глотаешь злые слезы от осознания собственного несовершенства. Ты еще никогда не был так близок со своей собственной жадностью, не осознавал ее так воочию. И вот, ты уже ненавидишь его, как ненавидит щелочь лакмусовую бумагу, проявляющую ее. Как ненавидят слабые духом своих спасителей. Как ненавидят тех, кто говорит о правде.
А по ночам, просыпаясь от приступов неконтролируемого страха, ты все же благодаришь его за строгость. Потому что именно за этим ты и дышала через раз в пропитанном бензином автобусе, шла через горы, терпела всю эту лютую жару. Ты - дитя севера и житель-в-осени.
Первое, что я вижу, выходя на главное плато этой фисташковой пустыни - двое молодых людей с дредами до пояса играют в игру на подобии бадминтона, где нужно обернуться вокруг себя прежде, чем отправить воланчик сопернику. Из одежды на них - веселые солнечные очки. И всё.
Последнее, что я вижу - подбородок К. Он быстро целует меня в шею и уходит так скоро, что успевает раствориться в потоке людей быстрее, чем я осознаю - я его больше никогда не увижу. И меня почти что вносит течением из человеческих тел в автобус. Это не трагизм совсем, не печальная концовка не случившегося романа, это простая данность бытия - есть встречи, которые не должны продолжаться вне путешествия. Я больше скажу, я больше поняла - путешествие, это вообще такая отдельная жизнь. Как сон. Мы же не уносим из снов людей, вещи, события? Вот и в путешествиях стоит оставить быть может не все, но многое.
А может все совсем не так и человек должен оставаться внутри своей жизни, где бы он не находился. А тот факт, что я статичная и я - в движении - это в некотором роде две разные жизни, является проблемой, требующей решения.
Хотя и это не имеет значения.
О чем-то совсем не важном и не интересном я здесь говорю. В следующий раз будет больше, полнее, яснее.
Меганом вытаскивает твои же страхи через твою же глотку. Поэтому ты просыпаешься ночью, в открытой палатке, смотришь на полное серебряной пыли звезд небо, и судорожно, тяжело дышишь. С открытым ртом дышишь, стараясь не заорать. И вот, ты уже знаешь о себе больше.
Меганом поднимает тихую, сбитую ярость из-под солнечного сплетения, обнаруживая в тебе ее столько, что ты можешь без проблем отапливать несколько крематориев, несколько алтарей в храме Кали. И ты все еще тяжело дышишь.
Но ведь этого ты и хотела?
Он лежит на твоих плечах - раскаленный, как рухнувшая твердь неба - солнце, как не прожаренный, растекшийся желток, капает ядом на рыжие камни. А ты ищешь тень. На протяжении всего дня ты ищешь отдыха и покоя. И не находишь. Только солнце и камни, морская соль и редкие, выжженные светом травы, да колючки.
И ходишь тяжело, зло и устало. Но не успеваешь разочароваться в себе, потому что нужно собирать хворост к ночи, потому что темнеет рано, огонь не разводится и всё такое. Потому что.
Понимаю. Сам ловлю себя на этой мысли постоянно.
Меганом вытаскивает твои же страхи через твою же глотку.
Для меня таким местом стал Аркаим.
Благодарю за замечательный рассказ.
И отправлюсь почитать про Аркаим.