Надо мною только Бог, Зима и северное солнце
Я смотрю, как становится прозрачным и разреженным воздух после дождя за окном, и вместе с тем - накачанным озоном и влажной свежестью, и изо всех сил надеюсь, почти молюсь, что пустота на улицах, которую подарила нам непогода, останется такой на протяжении всего дня. Глупо полагать, что центр города останется пустующей нишей, святым местом, предназначенным для одной лишь меня. Меня, скользящей по холодным потокам, несущимся над землей, между небом и теплым асфальтом земли. Но я все равно надеюсь. Представляю, как выйду из тесных стен панельного дома, раскину руки и растворюсь в городских течениях, по большей части незаметных, фоновых, дающих знать о себе шорохом автомобильных шин вдалеке и чьим-то приглушенным ропотом за ближайшим поворотом, за углом красивого старого дома.
Я думаю, что мне хотелось бы пройти по улице Рубинштейна, на которой из важного мне сохранились лишь воспоминания, а более ничего. Мои любимые кафе закрыли и теперь за знакомыми стеклянными дверьми совсем другие помещения, другие запахи.
Не так давно, в пятницу, после тренировки, я возвращалась на последнем поезде метро, в сумятице чувств - посидели с ребятами в кафетерии, это уже почти традиция - после каждой пятничной тренировки искать уютное место и накачиваться там зеленым чаем (мы же спортсмены). Или заказать себе пару блинов со сгущенкой (мы же спортсмены и так редко позволяем себе подобное!). Разговаривать, обсуждать, планировать, смеяться... У меня замечательная группа на капоэйре. С каждым в свое время возникал тот или иной этический вопрос, был обсужден, обсмеян, обставлен нужными точками в нужных местах. Подборка людей - редкостная. Почти каждый - взрослая, сформированная личность с набором нетривиальных интересов, собственным жизненным опытом, осмысленным взглядом на жизнь. Можно задать прямой вопрос и рассчитывать на прямой ответ.
И вот сижу я между одним сильным надежным плечом и другим сильным надежным плечом и пью чай из двух кружек, потому что денег на чай у меня нет, мне до зарплаты еще неделю жить, а мне, конечно же, забыв договориться между собой, уже заказали. И вот, еще шоколадом кормят. И я разомлевшая, забываю на какой-то момент, что кроме вот этого мирка есть еще какой-то - злой, сумбурный, кишащий абсурдной жестокостью. Для меня его нет, мы с ним как-то в разных измерениях в основном существуем, но он долетает ко мне через рассказы других людей, через случайные обрывки новостей по телевидению. Мне хватило нажеваться стекла и крови, чтобы в свое время сделать осознанный выбор - вы, ужасы мира земного - направо, или налево, плевать. А я - своей дорогой. Ок? Но меня корежит, каждый раз корежит, когда наши дорожки с ними пересекаются. И тогда сыпятся искры, мой сказочный корабль кренится, гудит, его мотает по волнам и я думаю - вот-вот потонем же в своих волшебных иллюзиях, в своем пряничном море из добрых людей и радостных приключений.
Ан нет, держимся.
И я наблюдаю за моими ребятами, прикрыв глаза, потягивая пуэр уже из третей кружки. Смотрю, как взаимодействуют между собой те, кого я знаю уже второй год и те, кто пришел недавно и именуются отстраненным "новички". За теми, кого, смею полагать, неплохо знаю и за теми, с кем сталкиваюсь лишь в стенах тренировочного зала. Замечаю, как тень пробегает по лицу кого-то, о ком принято говорить "шуток не понимает" или, да "слишком серьезно относится ко всему". А ведь и правда же, наш мир изобилует дружескими подколами. Само Мироздание - один сплошной дружеский подкол. Его ли беда, что временами его прямолинейный несдержанный юмор доводит нас до слез? Смотрю, как общаются те, кто умеет коммуникатировать и как мучительно подбирают слова и ищут точки состыковки с окружающими те, кому это дается сложнее. Как смягчают конфликты те, кто привык брать на себя эту роль, с какой готовностью переводят все в шутку. И это все - социальные взаимодействия внутри отдельно взятой группы. Им учатся методом болезненных проб и ошибок. И временами мне кажется, что тех, кто научился, можно заметить по умению легко и ненапряжно шутить и отшучиваться, способности без труда поддерживать любой разговор, не выводя его на личную стадию. И еще, да - по блеску глаз, которым такой человек способен зажечь сияние в глазах собеседника, по искреннему интересу к тому, кто сидит по другую сторону его стола, по умению абстрагироваться, и, да простит меня сегодня божество Неизбитых понятий - по любви к людям. Такая любовь, кстати, по умолчанию предполагает любовь к себе, как к главному собеседнику, товарищу и предмету для изучения. Без нее нормального общения с другими не получается. Это уже - бесплатная кормежка.
А потом я понимаю, что устала, спешно прощаюсь, перетягиваюсь через стол, чтобы кого-то обнять, кому-то улыбнуться... и, когда за мной захлопывается дверь кофейни, всего этого отдельно взятого сюжета для меня уже не существует - меня подхватывает и поднимает над землей бурное течение реки Невского проспекта. Огни, фары машин. Лица людей, прекрасные, незнакомые, возникающие из пестрой толпы, чтобы через мгновение исчезнуть из моей жизни навсегда. Я спускаюсь в подземку, я чувствую, как невидимые ниточки окружающей реальности тают, обрываются, оплывают, как тонкие свечи. Как мир рассыпается для меня на череду разноцветных молекул, сложносоставных схем, красочных вспышек. Чувствую затылком, как сгущается безобразными комками воздух за спиной. Там - чья-то боль, опасность, сумбур... Морщусь и оборачиваюсь - сумасшедший, очевидно, мужчина, прижав к себе колени, раскачивается на бетонном полу и кричит. Это его "Хватит" на каждом выдохе обращено не только к невидимым окружающим его созданиям. У нас, на платформе станции Маяковская, ближе к вечеру частенько появляется статная пожилая дама. Наверняка, каждому жителю Петербурга она знакома. Дама поет и благосклонно принимает деньги за свою одинокую оперетту. Она красивая, уверенная в себе и грустная. То есть, я не знаю, как там на самом деле, но, когда она поет - она именно такая.
А потом, устав от разрывающих его криков, созданий и сбитых выдохов, мужчина поднимается на ноги и бросается к женщине. И теперь мне представляется возможность наблюдать за коммуникациями совсем иного рода. Что странно - воздух перед ним выпрямляется, поверхность дрожащего слоя реальности выправляется, когда он заговаривает с ней, с нажимом умоляя прекратить это пение. Он показывает на свою голову, размахивает руками. Но договорить, очевидно, не успевает. К ним со всех сторон бросаются молодые парни. Один из них - плохо одетый представитель какой-то народности средней Азии, обнимает за плечи женщину и уводит ее в сторону. Остальные начинают что-то втолковывать ее незадачливому собеседнику. Излишняя, преувеличенная агрессия, на мой взгляд. Вызванная страхом, который, если разогнать, раскочегарить в себе, превращается к такое вот кипящее варево. И тем не менее...
Мгновенно, за считанные секунды, трое незнакомых молодых людей объединяются, чтобы защитить как будто бы чужую им женщину. Кто еще будет втирать мне после этого о том, как испортился мир и какими чужими мы все стали друг другу? Глупости.
Конечно, разберешь мотивацию каждого из этих троих героев на отдельные составляющие и найдешь множество такого, чему не обрадуешься. Кто-то размахивает кулаками без весомого повода, кто-то откровенно красуется, поигрывая мускулами. Это смешно, это вызывает умиление. Мое, чисто женское. Я думаю "мужчины" и улыбаюсь. Я думаю о своем мужчине. Я думаю о мужском вообще. С нежностью. И в себе в том числе.
Я смотрю, как один из спасителей, самый ретивый, заходит в один со мной вагон, а недавний возмутитель спокойствия, продолжая беседовать сам с собой во всеуслышание, ныряет за ним. И тут же, с другого конца вагона, приближается случайный, такой же, как и я, зритель происходящего. И говорит, обращаясь к парню, что то вроде "я видел, что произошло. Хочешь, вместе до твоего дома дойдем? Вдвоем мы с ним справимся как нехер делать".
И снова - прозрачные нити взаимодействий, людей, взглядов, чувств, отношений.
А потом я иду к своему дому, закинув голову к небу, и смотрю, как чертит пепельной полосой по синему маленький серебряный самолетик. И мне так свободно и сильно, как бывает только поздним пряным вечером, который уже почти ночь.
Для меня самый смысл в людях, понимаете? Это первый рычаг управления моим состоянием и настроением. Но я, я же тоже человек, черт возьми. Я же тоже могу собой управлять и с собой управляться. Я же могу научить себя воспринимать мир правильно. А лучший способ воспринимать мир - безмерно любить его. Злиться, жалеть, плакать, но любить. Это лучший способ существования здесь, правда-правда.
И люди, которые так или иначе мне дороги. Вы, наверное, не слышали об этом ни разу, но вы главный смысл моей радости, хэй.
Я думаю, что мне хотелось бы пройти по улице Рубинштейна, на которой из важного мне сохранились лишь воспоминания, а более ничего. Мои любимые кафе закрыли и теперь за знакомыми стеклянными дверьми совсем другие помещения, другие запахи.
Не так давно, в пятницу, после тренировки, я возвращалась на последнем поезде метро, в сумятице чувств - посидели с ребятами в кафетерии, это уже почти традиция - после каждой пятничной тренировки искать уютное место и накачиваться там зеленым чаем (мы же спортсмены). Или заказать себе пару блинов со сгущенкой (мы же спортсмены и так редко позволяем себе подобное!). Разговаривать, обсуждать, планировать, смеяться... У меня замечательная группа на капоэйре. С каждым в свое время возникал тот или иной этический вопрос, был обсужден, обсмеян, обставлен нужными точками в нужных местах. Подборка людей - редкостная. Почти каждый - взрослая, сформированная личность с набором нетривиальных интересов, собственным жизненным опытом, осмысленным взглядом на жизнь. Можно задать прямой вопрос и рассчитывать на прямой ответ.
И вот сижу я между одним сильным надежным плечом и другим сильным надежным плечом и пью чай из двух кружек, потому что денег на чай у меня нет, мне до зарплаты еще неделю жить, а мне, конечно же, забыв договориться между собой, уже заказали. И вот, еще шоколадом кормят. И я разомлевшая, забываю на какой-то момент, что кроме вот этого мирка есть еще какой-то - злой, сумбурный, кишащий абсурдной жестокостью. Для меня его нет, мы с ним как-то в разных измерениях в основном существуем, но он долетает ко мне через рассказы других людей, через случайные обрывки новостей по телевидению. Мне хватило нажеваться стекла и крови, чтобы в свое время сделать осознанный выбор - вы, ужасы мира земного - направо, или налево, плевать. А я - своей дорогой. Ок? Но меня корежит, каждый раз корежит, когда наши дорожки с ними пересекаются. И тогда сыпятся искры, мой сказочный корабль кренится, гудит, его мотает по волнам и я думаю - вот-вот потонем же в своих волшебных иллюзиях, в своем пряничном море из добрых людей и радостных приключений.
Ан нет, держимся.
И я наблюдаю за моими ребятами, прикрыв глаза, потягивая пуэр уже из третей кружки. Смотрю, как взаимодействуют между собой те, кого я знаю уже второй год и те, кто пришел недавно и именуются отстраненным "новички". За теми, кого, смею полагать, неплохо знаю и за теми, с кем сталкиваюсь лишь в стенах тренировочного зала. Замечаю, как тень пробегает по лицу кого-то, о ком принято говорить "шуток не понимает" или, да "слишком серьезно относится ко всему". А ведь и правда же, наш мир изобилует дружескими подколами. Само Мироздание - один сплошной дружеский подкол. Его ли беда, что временами его прямолинейный несдержанный юмор доводит нас до слез? Смотрю, как общаются те, кто умеет коммуникатировать и как мучительно подбирают слова и ищут точки состыковки с окружающими те, кому это дается сложнее. Как смягчают конфликты те, кто привык брать на себя эту роль, с какой готовностью переводят все в шутку. И это все - социальные взаимодействия внутри отдельно взятой группы. Им учатся методом болезненных проб и ошибок. И временами мне кажется, что тех, кто научился, можно заметить по умению легко и ненапряжно шутить и отшучиваться, способности без труда поддерживать любой разговор, не выводя его на личную стадию. И еще, да - по блеску глаз, которым такой человек способен зажечь сияние в глазах собеседника, по искреннему интересу к тому, кто сидит по другую сторону его стола, по умению абстрагироваться, и, да простит меня сегодня божество Неизбитых понятий - по любви к людям. Такая любовь, кстати, по умолчанию предполагает любовь к себе, как к главному собеседнику, товарищу и предмету для изучения. Без нее нормального общения с другими не получается. Это уже - бесплатная кормежка.
А потом я понимаю, что устала, спешно прощаюсь, перетягиваюсь через стол, чтобы кого-то обнять, кому-то улыбнуться... и, когда за мной захлопывается дверь кофейни, всего этого отдельно взятого сюжета для меня уже не существует - меня подхватывает и поднимает над землей бурное течение реки Невского проспекта. Огни, фары машин. Лица людей, прекрасные, незнакомые, возникающие из пестрой толпы, чтобы через мгновение исчезнуть из моей жизни навсегда. Я спускаюсь в подземку, я чувствую, как невидимые ниточки окружающей реальности тают, обрываются, оплывают, как тонкие свечи. Как мир рассыпается для меня на череду разноцветных молекул, сложносоставных схем, красочных вспышек. Чувствую затылком, как сгущается безобразными комками воздух за спиной. Там - чья-то боль, опасность, сумбур... Морщусь и оборачиваюсь - сумасшедший, очевидно, мужчина, прижав к себе колени, раскачивается на бетонном полу и кричит. Это его "Хватит" на каждом выдохе обращено не только к невидимым окружающим его созданиям. У нас, на платформе станции Маяковская, ближе к вечеру частенько появляется статная пожилая дама. Наверняка, каждому жителю Петербурга она знакома. Дама поет и благосклонно принимает деньги за свою одинокую оперетту. Она красивая, уверенная в себе и грустная. То есть, я не знаю, как там на самом деле, но, когда она поет - она именно такая.
А потом, устав от разрывающих его криков, созданий и сбитых выдохов, мужчина поднимается на ноги и бросается к женщине. И теперь мне представляется возможность наблюдать за коммуникациями совсем иного рода. Что странно - воздух перед ним выпрямляется, поверхность дрожащего слоя реальности выправляется, когда он заговаривает с ней, с нажимом умоляя прекратить это пение. Он показывает на свою голову, размахивает руками. Но договорить, очевидно, не успевает. К ним со всех сторон бросаются молодые парни. Один из них - плохо одетый представитель какой-то народности средней Азии, обнимает за плечи женщину и уводит ее в сторону. Остальные начинают что-то втолковывать ее незадачливому собеседнику. Излишняя, преувеличенная агрессия, на мой взгляд. Вызванная страхом, который, если разогнать, раскочегарить в себе, превращается к такое вот кипящее варево. И тем не менее...
Мгновенно, за считанные секунды, трое незнакомых молодых людей объединяются, чтобы защитить как будто бы чужую им женщину. Кто еще будет втирать мне после этого о том, как испортился мир и какими чужими мы все стали друг другу? Глупости.
Конечно, разберешь мотивацию каждого из этих троих героев на отдельные составляющие и найдешь множество такого, чему не обрадуешься. Кто-то размахивает кулаками без весомого повода, кто-то откровенно красуется, поигрывая мускулами. Это смешно, это вызывает умиление. Мое, чисто женское. Я думаю "мужчины" и улыбаюсь. Я думаю о своем мужчине. Я думаю о мужском вообще. С нежностью. И в себе в том числе.
Я смотрю, как один из спасителей, самый ретивый, заходит в один со мной вагон, а недавний возмутитель спокойствия, продолжая беседовать сам с собой во всеуслышание, ныряет за ним. И тут же, с другого конца вагона, приближается случайный, такой же, как и я, зритель происходящего. И говорит, обращаясь к парню, что то вроде "я видел, что произошло. Хочешь, вместе до твоего дома дойдем? Вдвоем мы с ним справимся как нехер делать".
И снова - прозрачные нити взаимодействий, людей, взглядов, чувств, отношений.
А потом я иду к своему дому, закинув голову к небу, и смотрю, как чертит пепельной полосой по синему маленький серебряный самолетик. И мне так свободно и сильно, как бывает только поздним пряным вечером, который уже почти ночь.
Для меня самый смысл в людях, понимаете? Это первый рычаг управления моим состоянием и настроением. Но я, я же тоже человек, черт возьми. Я же тоже могу собой управлять и с собой управляться. Я же могу научить себя воспринимать мир правильно. А лучший способ воспринимать мир - безмерно любить его. Злиться, жалеть, плакать, но любить. Это лучший способ существования здесь, правда-правда.
И люди, которые так или иначе мне дороги. Вы, наверное, не слышали об этом ни разу, но вы главный смысл моей радости, хэй.